Я [унижаю] аристо - Рик Рентон

лишь ртом. Взгляд целиком состоял из холодной стали. — Всё-таки их защита тоже кое-чего стоит. Об убийстве речь не идёт. Мы говорим скорее… Об унижении. — Он вдруг резко перестал улыбаться, продолжая внимательно разглядывать выражение моего лица. — Кажется, ещё неделю назад, ты был бы рад такой возможности. Разве нет? Что-то изменилось?

Хороший вопрос. Но…

— Допустим. — Я присел на свою кровать. — А как ты себе это представляешь? Вальсирую я, значит, такой с великой княгиней под ручкой. И вдруг выхватываю из-под полы… — Я вовремя прикусил себе язык, чтобы не сказатьпро бомбу. И глянул на разложенный костюм. — Вон из-под этого камер-баннер… Не знаю, что мне там эта «Звезда» передаст… И, короче, бросаю эту штуку в бояр? А если они в разных местах всё время будут? Или вообще куда-нибудь на улицу покурить выйдут?

— Камербанд. — Опричник снова ухмыльнулся, глянув на кушак. И, заметив моё возмущение, слегка покачал головой. — Конечно всё будет не так… Тим. Как ты думаешь, в чём самая главная проблема людей, у которых с детства есть всё, что только можно придумать? У людей, которые перепробовали уже все легальные развлечения. Да и не вполне легальные, пожалуй, тоже…

— Ожирение?

Мой собеседник снова ухмыльнулся:

— Нет, диетологи и повара у них тоже самые лучшие. — Ромул указал куда-то на воротник моей формы. И я заметил там пятно от соуса к моей утренней закуске. — Скука, Тим. Смертельная скука — вот самая главная боль детей высших аристократов.

В паузе опричник вновь присмотрелся к тетрадям Сатоши. Но потом вернул задумчивый взгляд куда-то за окно:

— А ваши пацанские разборки за гаражами наверняка привлекут их внимание. Для них это ещё пока экзотика…

Я нахмурился, ещё опасаясь давать комментарии. И Ромул вернул на меня внимательный взгляд:

— Весь ликеум уже в курсе. Но никто не будет вам мешать, не переживай. А гости узнают о предстоящей драке, как только переступят порог. И наверняка захотят поучаствовать. В качестве зрителей.

— Да кто им даст-то… — Я тут же понял, что сморозил глупость. Поди, останови боярского сыночка, который решил себя как-то развлечь…

Опричник явно дождался, пока я отвечу на возражение сам себе. И довольно кивнул, словно услышал мои мысли:

— Да-да… Это и будет твой шанс — накрыть всех одним ударом.

— Но… Но там же будет ещё куча народу…

— Тим… Я кажется уже задавался этим вопросом… Не пойму, с каких пор тебя волнует судьба всех этих… — На лице Ромула вдруг на секунду мелькнуло искреннее презрение. — Избалованных барчуков…

Потому что… А правда, почему?

Ещё неделю назад я бы порвал голыми руками любого из них — как того самого хлыща из спорт-клуба… Только дайте возможность… Только бы дотянуться, а потом уйти невредимым…

Но сейчас…

В памяти всплыла озорная улыбка Таисьи в тот момент, когда она изображала притворный экстаз вот на этой же кровати.

Крепкое рукопожатие Тига. И его готовность встать со мной плечом к плечу против туранского эскадрона.

Интеллигентная и немного стеснительная улыбка Софии.

Да тот же Фродрик… Всего лишь по уши влюблённый пацан. С кем не бывает…

Но с другой стороны. Презрительные взгляды его свиты. Высокомерие. Повсеместная чванливость. И ещё идиотская гордость за то, к чему вы все не приложили ни малейших усилий… Вам же просто повезло в генетической лотерее!

И тем не менее, опричник прав. Что-то во мне изменилось…

Ромул прервал мои напряжённые размышления:

— Думаю, не нужно напоминать, что в случае успеха, ты и твой брат могут забыть о любых проблемах материального характера. — Он поднялся с кресла и глянул на дверь. — А когда с моей помощью молодая весна взойдёт на престол — ты сможешь получить не только деньги. Но и почти бесконечное влияние. Как и любой другой фаворит особы императорской крови.

С этими словами, он шагнул к двери и прислушался к звукам снаружи. И пока я продолжал молча размышлять над тем, как мне теперь изменить собственный план с учётом вновь выявленных обстоятельств, опричник приоткрыл её и, шагнув в коридор, оглянулся:

— До вечера, Тим. Уверен, ты сделаешь всё, что нужно. И сделаешь правильно.

Дверь закрылась.

Что ж… Будь уверен. Я сделаю всё что нужно.

Всё, что нужно мне.

Только теперь мне нужно ещё кое-что срочно предпринять…

Дверь вновь открылась, пропуская внутрь моего молчаливого соседа, немного взъерошенного после занятий спортом. Сатоши коротко кивнул и немного озадачено уставился на чёрный пакет, лежащий на его кровати.

— Это твой смокинг. Или фрак… — Я поднялся со своей койки и открыл его взгляду разложенный на ней свой костюм.

Джиппонец снова кивнул. И уже хотел скрыться с пакетом в ванной. Но я зацепил его за плечо:

— Сатоши…

Он вновь поднял на меня вопросительный взгляд.

— Я знаю, на что надеется твоя семья…

Парень замер на месте. Но продолжал молчать, явно ожидая продолжения.

— И я думаю, что у меня всё получится. Самая восточная из семи сестёр получит свою долгожданную свободу. Только для этого мне от тебя нужно кое-что ещё.

Под моей ладонью тонкое, но жилистое плечо мгновенно напряглось. Но я продолжил крепко его сжимать:

— И возможно, это тебе не очень понравится…

Глава 24

Анфан террибль

— Да Адам, спасибо и добрый вечер! — Экранная красотка ответила на приветствие ведущего новостного выпуска широчайшей фарфоровой улыбкой. Как обычно в прямом эфире, этот ответ поступил с опозданием в несколько секунд. — И добрый вечер нашим уважаемым зрителям! Как вы все можете видеть, прямо сейчас я нахожусь в самом эпицентре… — Шагая назад от камеры, девушка-репортёр чуть не споткнулась о начало красной ковровой дорожки у входа в главный корпус ликеума, ойкнула, но достаточно быстро вновь растянула шикарную улыбку от уха до уха. — … в эпицентре сегодняшнего торжества, посвящённого всенародно любимому празднику! И одновременно, как утверждают мои источники — на самой дорогой вечеринке в столице!

Уже давно стемнело. Но на фоне красотки всё горело тысячами разноцветных огней. Лазерные фигуры, объёмные голограммы, неоновые фонари и вспышки фотокамер выхватывали из сумерек совсем не тот классический аккуратный фасад с колоннами, к которому я уже успел привыкнуть.

От площади перед зданием ковровая дорожка уходила к какому-то ультра-современному архитектурному творению, состоящему из тёмного стекла, разноцветных огней и отражений абстрактных фигур, нарисованных светом